Перейти к содержимому

Если я раздавил букашку и ощущаю, что от этого замысел Божий о мире и человеке (и букашке) исказился, то… для меня это так и есть, неукоснительно и безусловно! Ибо нарушен «большой» мир «в малом сем», — и мой мир катастрофически зашатался и стал рушиться в Вечности…

И это уже не отменить, не исправить, не переделать!!! Вечность педантично приходует, протоколирует и старательно наследует даже все случайное, ошибочное, закрывая недостойным врата для радости безгрешного бытия вне времени?

Мы непрерывно наследуем крохотные мгновения вечности, невольно участвуя в творчестве континуальности ее временного выражения; «большое бытие» определяется и безнадежно замусоривается случайными проявлениями текущей экзистенции, бессильной вместить — охватить и отразить — временной ряд вселенских процессов и явлений… Небо замутняется пылью земного.

Но вечность развивается и длит бытие не только «вперед», в будущее. Она слагается и распространяется и «назад», в прошлое.

В моей бесконечной памяти навсегда прописаны крохи бытия… Моя нервная ткань актуально пульсирует ощущением запредельного времени — на горизонте Вечного…

Из континуума невозможно выбросить даже самой ничтожной иррациональной точки…

…Сочувствую дождю, скорбящему в опозоренных зимой голых ветвях покинутых деревьев; распознаю тревогу и грусть неприкаянного ветра, мятежно-беспокойного, заблудившегося в прямоугольных карманах урбанистического пространства беспамятного мегаполиса; соучаствую букашке, уверенно несущей бремя своего призрачного бытия; сопереживаю природе, тоскующей в неосознаваемой вечности и ликующей в ее осколочных мгновениях неугасимой жизнью…

Эти впечатления коррелируют (увы, с отрицательным знаком) с благостным ощущением всеединства, которым пропитаны строки Баратынского:

С природой одною он жизнью дышал,
Ручья разумел лепетанье,
И говор древесных листов понимал,
И чувствовал трав прозябанье;
Была ему звездная книга ясна,
И с ним говорила морская волна.

Вечная любовь для своего актуального проявления и абсолютного торжества требует вечной жизни. Это равномощные вечности.

Отношение к жизни в потоке бытия мечется как флюгер на ветру: от жизнедерзкого взыскания вечности и обретения желанного бессмертия, — и до убийственного хотения поскорей со всем этим уже покончить, и провокационного искушения исполнить качественное закрытие темы бренного бытия…