Перейти к содержимому

Можно мечтать превратиться не в вечное существо, а в само небо, или, еще лучше, — во влекущую непостижимость его трансцендентной соприкосновенности с «тутошним» пребыванием…
Или «просто» в непрерывно превечнующую ткань Универсума, чудесно напряженную абсолютным бытием…

Жизнь — как поле напряженности, в котором судьба распята между двумя полюсами «+» и «–»: добром и злом, всечувствующей вечностью и бесчувственным мгновением…
Мой «плюс», мой отправной положительный полюс — это знак «+» в ежедневно обновляемой строке журнала записей актов витального статуса, во вселенской Книге Жизни. Это пропуск в ощущение неуёмной и пресветлой радости окружающего чуда в детском восприятии зачинающейся жизни; это нестерпимое сияние дерзких и отважных мечтаний юности, посягавших на абсолютность бытия и совершенство всего, до чего только может возвыситься мечта и чистая мысль. Время, в котором я был восторженно радиоактивен счастьем и радостью, состояние активно-щедрой Я-радиации бытия…
Мой «минус», мой причальный отрицательный полюс притяжения — это знак «» как черта между датами бытия, безжалостно ставящая прочерк в Книге Жизни, знаменующее окончательное выбытие
Эти два полюса и задают метрику ценностям жизни: позволяют нормировать текущий момент мечтаниями будущего и, одновременно, соотносить его с грядущим закономерным итогом, после подведения которого все уже безвозвратно обесценивается…

В детстве мы отчаянно, невинно-страстно мечтаем поскорее вырасти и повзрослеть, рассчитывая, что нам откроются многие потаённые — до срока ещё сокрытые и запретные — и, конечно же, счастливые возможности собственной жизни…

Накопив же с годами изрядный личный опыт реализации этих не всегда доступных возможностей, из которых далеко не все и не вполне так, как думалось, оказались счастливыми, оценив ход жизни «по собственному произволу и волению», мы снова ожесточённо-сладко грезим о... безвозвратно упущенной поре детства и юности, которая-то, как оказалось, как раз намного богаче и щедрее на совершенно фантастические, почти беспредельные во всём возможности, — ту вневероятностную сбыточность, которая теперь уж окончательно залеплена глиной времени…

Самые невозможные возможности — именно в детстве, которое беспечно их не замечает, расточительно упускает и по поводу неисполненности которых великодушно не комплексует… Никогда позже такого изобилия и разнообразия «путей жизни», такого арсенала форм восприятия мира и поводов для счастья уже не бывает! Ни в какой другой период жизни такая открытость личности миру, её готовность входить с ним в резонанс взаимосогласия, и такое же встречное откровение самого́ мира психике личности уже недостижимы!

Иногда, во взмутнённом потоке реальности самая большая мечта — не мечтать о том, о чём я мечтаю...
Ибо ослепляет и отвлекает от эмпирической жизни.

Атлантида — название идеального царства у Платона. Это, по сути, первая в истории мысли Утопия. И очень важно, что она понималась именно не как никогда не существовавшее, а как раз напротив — как исторически реальное земное царство, в силу неведомых катастрофических причин ставшее Утопией, т. е. несуществующей на географической карте территорией — ибо реальная Атлантида утонула, вследствие чего и обрела статус призрачной Утопии, а затем мыслители древности, вторично — уже умозрительно — утопив Атлантиду в исторических повествованиях, сделали ее мифологической Утопией.
Для активно-исторической социальной практики необходим обратный путь — от Утопии прийти, точнее, вернуться к Атлантиде; обратиться от мечты к реальной человеческой практике по глобальному общественному устройству, сделать Землю-Утопию в духовном космосе (т. е. не существующую) возрожденной Атлантидой — цветущим царством духа — богочеловеческого нуса в космологической реальности Универсума.
Т. о. обнаруживаются две культурно-эволюционные линии: атлантизм (деятельное устроение бытия, преображающее минувшую историю в активное состояние мира) и утопизм (пассивная, обреченная мечтательность, деморализующая волю мира).