Перейти к содержимому

В тихое затишье ночных часов даже сквозь оголтелый урбанизм проступает красота и сила жизни, воля и призыв природы к абсолютному, мудро и эстетически являемая в преходящем, в разрозненных штрихах замысла Бога о мире и человеке.
Сквозь тернии к жизни! Великий почин вселенского бытия...

Нельзя сетовать на свою жизнь, нельзя ругать текущие обстоятельства своего актуального бытия и желать их остановки…

О жизни всегда стоит думать в благочестивых и благодарных тонах, воспринимать ее в радостных и счастливых образах и, послушно влекомый вдоль стрелы времени, в его полноводных заводях и стремнинах, думать о ней в аспекте ее вечности, способной однажды обрести личностное, ипостасийно-персональное выражение…

Жизнь эмпирическая должна психологически восприниматься как персонифицированное явление абсолютного, его личностная — личностно-неизмеримая — грань…

Время безжалостно и самовластно-беспричинно граничит всё. И на каком же основании? В новой физике — в физике преображения нетленного бытия — такие законы не постулированы!

Но почему мы ему сдаёмся? Почему Вечность хронически-закономерно ускользает в тень самомнящей бренности, а Абсолютное готово ютиться в руинах тленного?

Вовлечённость в глобальную потребкооперацию под вывеской «Цивилизация» — честная, искренняя, деятельная — самый большой барьер на пути к пониманию ценности бытия — текущего и, тем более, Абсолютного…

День нам предъявленный, ускользающий в прошлое. Уже вот минующий нас… уже минувший. День жизни… Нет, день судьбы… Нет, день бытия…
Он не угасал в безвозвратный пепел времени, он царственно покидал текущий эон бытия — торжественно и в пышных одеяниях красок, звуков, невообразимой симфонии надежд сего дня, ещё не остывших от полуденного зноя желаний…
Это было вызревшее за день и набравшее силу крещендо божественного начала, как будто что-то ещё может быть более обязательным для восхищения и преклонения.
…Боже, как уже далеко я удалился от его тревог, которые вот только что меня разрывали на части неудовлетворенности всем и вся…
Вечер возвращал полноту и остроту приутомлённого восприятия.
Было его небо, была его вечность и сопутствующие ей непреложные, неотменимые вопросы — и к безответной Вечности НадСущего, и к бренной сущности текущего фрагмента его воплощения.
Было-Бытие… Большое и неохватное, целокупное… в малом и образном, лично-частном… Абсолютное сквозило в заскорузлом восприятии эмпирической насекомости.
Звезды светили прямо сквозь наличную актуальность пребывания здесь-и-сейчас, и их запоздалый свет погружался в какие-то разверзнутые глуби́ны души, вдруг и непроизвольно открывшей свои сокровенно чувственные (слава Всевышнему за сакральность тайны Сущего) чертоги и очутившейся беззащитной перед порывом вселенского смысла — невообразимого, немыслимого, головокружительного, изумляющего сущий порядок…
Невозможно рационально транслировать этот метафизический поток… «ПреВечно абсолютное в бренной душе»… Господи, позволь ей преодолеть оковы бренности и изойти в пределы нового неба!