Перейти к содержимому

Души в состоянии загробного бытия не могут испытывать наслаждений или мучений телесных, И потому Дантова картина Ада — это вопиющее противоречие самой христианской концепции посмертного бытия!
Но души могут наслаждаться или терзаться переживаниями чувственными: в Раю это наслаждение красотой сада Эдем, божественной музыкой, гармонией представшего Рая в целом, наконец, само чувство блаженства и, конечно же, благодать общения с Богом. В Аду это нравственные переживания, муки совести, чувство изверженности из божественного круга света и общения, полной оставленности Богом — мрачной безблагодатности…
Из этого следует, что души, даже как бестелесные сущности, лишенные каких-либо органов, все же имеют сверхорганические каналы чувственного восприятия.

Доверие, навязанное другу, способно превратить вас в его врага.
Для эмпатической гармонии пере-верие также губительно как и недо-верие.

Общепринято помпезно говорить о победе добра над злом. Но явления вырождения добра во зло — тоже, увы, реальны и эмпирически бесспорны…
Возможно, действует какой-то закон динамического равновесия — «парциального», выражающего необходимое соотношение двух противоположных начал, и в этом смысле — некоторую предзаданную гармонию.
Полная победа над энтропией приводит к негэнтропийному коллапсу мира — в сущности, такому же, как и в случае его энтропийной деградации. Искоренение зла означает исчерпание потенциала мирового добродействия и исчезновение самого понятия добра.

Серый день на излете осени…
Ненастный, бессолнечный, обреченно тоскливый, лишенный какого-либо ожидания чего-то целомудренно светлого, почти чудесного.
Но малыши не ведают, что сегодня тоскливый день, что он исполнен неотвратимостью предстоящей холодной зимы и предчувствием долгих невзрачных вечеров. Они неизменно бодры, неугомонны, любознательны...
И вдруг совершенно непостижимым образом этот серый день преобразился, он наполнился каким-то теплым ощущением гармонии и покоя...
Как-то исподволь исполнился...
...И в такие минуты счастливо не хочется уходить. В Никуда...
Это конечно не «Алилуйя радования», но точно умиротворение великого обетования, которым насквозь благодатно пронизано-пропитано все сущее...
Томление духа и ожидание небесного знамения Небес...
Тихие сумерки так и ненасытившегося солнечным сиянием, неначавшегося светлым дня...
Сопричастился тихой радостью полубомжеватых дворников, тайно пьющих водку между метлой и окриком строгой командирши. Вся сладость — в житейском таинстве посреди обыденности. Мир вращается, а они... водку пьют! Это дерзкий вызов, но и профанация своей разумной сущности! Это реальная эмпирическая радость, а не призрачная теоретическая морковка потребления...

Какая-то выколотая точка миропредставления, персонально-экзистенциальная черная дырка в общем социоприродном пространстве-времени: из оконного проема собственной обители не лучится свет обыденно-житейского счастья, он не будоражит воображение картинами заботливой родственности и естественной любви, не восхищает образами теплой семейной гармонии…