Перейти к содержимому

В прежне-возрастные времена не обижался на современников, понимая, что сам не[совершенен|идеален]… И потому предвзято извинял себя.
Теперь не обижаюсь на иных, понимая, что и они не [идеальны|совершенны]… И потому беззлобно оправдываю их.
Итак, осознание и принятие эмпирического факта несовершенства человеческой природы совершает возрастной оборот в блаженное чувство совершенной необиды, даже не требующей прощения (ибо, в конечном счете, некого и незачто прощать).
И на какие нравственно-чувственные орбиты выведет такая тяга, или в каких ментальных заводях притопит такой тренд?..

Западные гуманистические демократии учат толерантности как высокому стандарту отношений — культивируют терпимость, т. е. учат терпеть своего ближнего, а не любить его. И западная христианская церковь, по сути, поощряет и идеологически тоже терпит это чужеверие (= безверие), вместо того, чтобы проповедовать любовь.
Толерантность и политкорректность как мера очужетворения, как допустимое начало чужетворения; терпимость как цивилизованно окультуренное небратство с иными, определенное мерою любви к самому себе.
Политкорректность заземляет в могильную глубину нравственно-естественный потенциал общества.

В момент тихого ухода в иные пределы мировой реальности было бы в высшей степени благодатно и даже гуманно суметь и успеть понять, что именно ухожу. На границе двух миров хотелось бы окинуть общим мысленным взором весь пока еще предоставляемый мир в последний миг его жизненно-целостного восприятия, мысленно заключить в теплые прощальные объятия всех близких, освятить посильной любовью на краю бытия всех иных, насквозь и уже навсегда простить всех своих, теперь вот уже скоро бывших врагов.