Перейти к содержимому

Вечность наказывает бренностью, но сама вечность есть континуум — причем, принципиально неинтегрируемый — парадоксальный континуум мгновений различного временного масштаба и субъектной идентичности.

Странно, быть так затейливо задуманным и рожденным для того, чтобы этот день прожить именно так, как он и был прожит, и никак иначе. То есть, отжить, отсуществовать какой-то безвестный день именно с задолго-заблаговременной целью реализовать себя в сущих экзистенциальных пустяках и бытовых мелочах!
Такая изысканная дальновидность и такая дальнобойная проекция — и всего лишь для того, чтобы запланировать этот день на такие пустяки! И необозримый пространственно-временной континуум был напряжен этой задачей — исчезающей в его бесконечности вещественного дления отдельной проблемной точкой!
Какой-то холостой проект сознающей, чувствующей и волящей сущности, проект эгоизирующей мир личности!

Большинство нормальных людей — эмпирических прагматиков — вовсе не задумываются о будущем в его жизненно стратегическом и планетарно-космическом измерении.
Но если нет представления о будущем, если не осознается его эволюционно-восходящая проекция, то отпадает необходимость и в прошлом, т. е. ментально атрофируется культурная потребность в осмыслении и переживании истории как части континуума социально-родового времени?!
В периоды существенно-нестационарной цивилизационной динамики социально-психологической доминантой, как правило, становится представление, что будущее непредсказуемо: оно видится как рискованная загоризонтная область исторической сингулярности. Но в мировоззрении, исключающем будущее как цель, как историческое делание, возрастающее до творчества эсхатологии, уже прошлое становится непредсказуемым, и тогда история минувшая — сингулярна. Наше прошлое становится заложником сегодняшней конъюнктуры. Такую «оперативную» историю — летопись с короткой памятью — можно переписывать и адаптировать под повестку текущего момента, вырванного из глобально-исторического контекста и последовательности эпох.
Но без будущего и прошлого настоящее тоже неминуемо вырождается в сиюминутный потребительский жор тела и мелкогедонистический ор души...
Социальное время утрачивает свой творческий потенциал и смысл, а личность превращается в мышку-полевку, в хомячка, усердно утилизирующего божью благодать...
Забвение истинного времени — целевого исторического времени — вызывает дезинтеграцию единой глобальной социоестественной хронологии, истлевание ее фрагментов и, в конечном счете, оборачивается цивилизационной зряшностью и темпоральной пустышкой: так обетованная Вечность бездумно распыляется в текущие мгновения и технологически расхищается злободневностью.

Конкретное проявление жизни изначально и всегда бренно; отдельная жизнь обязательно и всегда конечна в своей природной логике, жизнь и миг бытия — это разные определения одного и того же феномена, это синонимично-параллельные понятия и тождественные явления.
Бытие же вечно, но это уже сверхжизненность, это непрерывный континуум жизней, каждая из которых самоценная и равноценна любому другому экзистенциальному вектору. Для биологического индивида такое возможно только при сверхбиологическом преобразовании жизни, традиционно длимой на хрупком клеточном субстрате, в надбиологическую форму жизненности, развертываемую на качественно ином субстрате, в бессубстанциальном виде (информационный тензор, компьютерная нейросеть?).
Если человек как представитель биологического вида ищет бессмертия, он должен распрощаться и отречься от своей чувственно переживаемой экзистенциальности, которая-то и составляет психоэмоциональную суть жизни. Психологический теин в экзистенциальном чаю...
Бессмертие и жизнь, в определенном смысле — явления противоположные. И да здравствовала бы именно жизнь как трагический опыт переживания состояния психобиологической, глубоко индивидуально окрашенной активности, если бы... по ту сторону бренного существования — за горизонтом его эмпирически мимолётного мига — нас ждала сверхэмпирическая — и сверхнравственная, сверхсознательная — бытность...

В 60-летнем возрасте представить (вспомнить, а тем более ощутить — уж точно не вариант) себя 17-летним, оказывается, ещё сложнее, чем в 17 лет представить себя 60-летним! А дистанция — всего то, 40 лет и ещё 3 года. Т.е. вся жизнь.
Психофизический запрет на проникновение в запредельные пласты временно́го объема жизни и умный разрыв экзистенциального континуума личности?
Ментальная схизма личностного времени. Печальная симметрия как возмездие надменного времени за годы жизни…