Перейти к содержимому

История не может ничему научить того, кто избавляется от нее в своем сознании, не исследует ее умом и душой…
Планетарная история становится виртуальным полигоном, произвольной «бродилкой» по причудливым, не осознаваемым в лицах и реальных событиях, сюжетам абстрактного астрономического процесса.
Это параистория, в которой добро и зло — лишь атрибуты ушедших и уже ненужных-неинтересных времен. Трагедия фарсифицируется — становится игровым фарсом, в котором взаимоинверсия правды и вымысла — дополнительная игровая опция…
«Люцифер» тоже был «несущим свет», но теперь Люцифер — властелин тьмы.

«Я скажу тебе при условии, что ты не будешь слушать меня!»
«Я напишу тебе при условии, что ты не будешь читать мое сообщение!»
«Я позвоню тебе при условии, что ты не ответишь мне!»
«Я скажу тебе правду при условии, что ты не поверишь мне!»
«Я солгу тебе при условии, что ты изобличишь меня!»
«Я открою тебе тайну при условии, что она тебе известна!»
«Я предложу тебе помощь при условии, что ты отвергнешь ее!»
«Я доверюсь тебе при условии, что ты не будешь доверять мне!»
«Я буду честен с тобой при условии, что ты обманешь меня!»
«Я задам тебе вопрос при условии, что ты не дашь мне ответа!»
«Я признаюсь тебе при условии, что ты обвинишь меня!»

«Я буду искренен с тобой при условии, что ты посмеёшься надо мною!»
«Я извинюсь перед тобой при условии, что ты не простишь меня!»
«Я буду послушен тебе при условии, что ты будешь манипулировать мною!»
«Я буду верен тебе при условии, что ты предашь меня!»
«Я буду тебе другом при условии, что ты не станешь другом мне!»
«Я буду настоящим для тебя при условии, что ты будешь вымышленным для меня!»
«Я попрошу прощения у тебя при условии, что не виноват пред тобою!»
«Я расскажу тебе историю историй при условии, что она тебе неинтересна!»
«Я покажу тебе красоту мира при условии, что ты закроешь глаза!»
«Я пропою тебе гимн при условии, что ты не будешь слушать!»
«Я отдам тебе всё при условии, что ты не примешь от меня ничего!»
«Я буду добр к тебе при условии, что ты будешь неприязнен ко мне!»
«Я буду ощущать душевную теплоту к тебе при условии, что ты будешь холоден ко мне!»
«Я буду гордиться тобой при условии, что ты будешь стыдиться меня!»
«Я буду верить в тебя при условии, что для тебя моя вера не имеет значения!»
«Я буду твоим ближним при условии, что ты не будешь замечать меня!»
«Я буду переживать за тебя при условии, что я тебе безразличен!»
«Я буду рядом с тобой при условии, что ты прогонишь меня прочь!»
«Я обниму тебя при условии, что ты оттолкнешь меня!»
«Я буду любить тебя при условии, что ты возненавидишь меня!»
«Я буду помнить тебя при условии, что ты забудешь меня!»
«Я буду молиться о тебе при условии, что ты никогда не узнаешь об этом!»
«Я пожертвую собой при условии, что для тебя моя жертва лишняя!»
«Я буду ждать тебя всегда при условии, что ты отвернешься от меня!»
«Я буду считать тебя ангелом при условии, что ты считаешь себя человеком!»

«Ты будешь для меня всё при условии, что я буду для тебя ничто!»

В большинстве случаев и для большинства людей в обычном общении вовсе не нужна Правда — исчерпывающая и беспримесная, им нужна лишь та ее часть, которая, сохраняя информационное правдоподобие, не создает для них психологического дискомфорта.
Это простая жизненная мудрость, к которой иногда приходится приходить через болезненное переживание деградации и разрыва важных социальных связей…
Это неожиданный и очень грустный опыт, в котором общение катастрофически утрачивает свою душевную подлинность, личностную откровенность и психологическую ценность прямо в момент говорения «избыточной» правды, в конечном счете, оказывающейся ненужной, неуместной, невостребованной и потому разрушительной для взаимоотношений...

Субъективная правда моей сущности выражает объективную ложь должной природы.

Иногда его сознание оказывалось во власти пронизывающего ощущения — почти осязаемо-явного видения, — что он словно оказывался на какой-то другой, очень недружелюбной планете — Марсе или Юпитере, или, скорее, даже на вовсе безвестной, страшно далекой и безнадежно затерянной в ледяной бездне чужой планете: безжизненной, абсолютно холодной и пустынной, очень-очень маленькой, как какой-то бесцельно и вольно странствующий в непознаваемых глубинах космоса бесформенный сгусток вселенской материи, или может, просто метеорит. А может именно он и был этой «самопланетой» — осколком социально-психологического универсума…
И вот, он старательно вжимается в этот блуждающий астрономический мегалит, заброшенный в пугающую бесконечность, тщетно озирается в непроглядном мраке, в адском холоде и беззвучной пустоте, в неприкрытой совершенной нагости его сущности, обнаженный всей его судьбой, съежившись испуганной душой и слабым телом — от ужаса и от того, что его вынужденная космическая обитель слишком мала, чтобы можно было на ней хотя бы распрямиться. Его сковывает мертвящий озноб — стынь космического пространства и хладнодушие безмолвного одиночества; он цепенеет от беспомощности и незащищенности… И ему по-детски страшно!..
Но еще больший ужас вызывает чувство полнейшей оторванности и растерянности: почему так получилось, что он очутился на затерянной, непоправимо одинокой планете, словно вырванной из космического всеединства; как он обнаружился на отщепившемся от нормальной социальной материи огрызке вселенского целого и можно ли как-то реинтегрироваться в субстанцию единой онтологии? Он запутан и потерян во времени, заблудился-расслоился в периодах жизни и зрелости своей личности, он растерялся-раздробился в разных своих возрастах и мерах развитости собственной психики, одновременно пытающихся — на своих психологических языках — подсказать ему хоть какое-то решение. Но он не знает и не умеет, как ему поступить, он больше не знает никакой правды, ему неведомо и недоступно никакое вообще, и тем более — единственно нужное, действие. Его парализует волевое бессилие. Он полностью психологически сбит и дезориентирован, а его ментальность утратила твердые очертания; его здравая чувственность скована, а рациональная основа безнадежно источена и размыта эмоциональными волнами в космическую пыль… Возможна ли хоть какая-то реакция его рассредоточенной на множестве времен личности? Если он примет какое-то решение, будет ли оно правильным или неправильным? Будет ли его поступок добрым или злым? Что такое вообще теперь добро и зло? Его действие будет спасительно хорошим или же, напротив, губительно плохим??? У него вообще больше нет никакого знания о плохом и хорошем… Его сознание лишено всех ориентиров, оно смысло-ценностно внекоординатно и беспомощно. Его представления — за горизонтом осознавания жестоко предъявленной чувственной действительности. Опыт его жизни улетучивается во всепоглощающем вакууме и обесценивается до отрицательных величин.
С обреченной орбиты своей никчемно-крохотной планеты он с грустью смотрит на далекую респектабельную Землю, от которой трагически удаляется с предательской, невозвратно-бешенной скоростью, и понимает, что с каждым оборотом на кругах ее небесного пути становится все более чужим тому миру, в котором номинально «прописан», и в котором ему надлежало бы быть своевременной личностью, адекватным гражданином своего времени… Ставший чуждым не потому, что оказался в уединении на далекой и ничтожной планете с ее аномальной психофизической атмосферой и бегущей по непредсказуемой экзистенциальной орбите, а напротив, потому именно и очутившийся на ней, что уже когда-то и в силу каких-то изначальных обстоятельств был собственной природой отчужден задолго до этого. Иначе и не объявился бы он на этой «своей» планете — «планете себя», обреченной на оторванность и бесплодность…
…Экзистенциальный ветер его же собственного сознания все дальше сносит его от обжитых онтологических трасс, ему все сложнее представить, что можно вновь причалить к берегу привычного бытия и войти в социальный «оборот» своей личности в узаконенном порядке общей жизни. Ему ни за что не приземлиться, только жестко пасть и вдребезги разбиться в неизвестности об твердь безучастной чуждости… Он догадывается, что однажды уже ни за что не сможет вернуться в привычный мир, на земной — зеленый и теплый — берег родной планеты, в тепло солнечного света, в комфортное социальное лоно, в уютный круг дружеского общения; он никогда не увидит счастливых улыбок и не услышит радостного смеха ближних… И никогда уже не обретется в социальном миропорядке, в зрелой личностной идентичности, на твердых и правильных основаниях своего цельного, психологически неделимого Эго. Он предчувствует, что ему суждено однажды навсегда стать суверенным пленником льдяного космического тела — обрывка темной психической материи социальной вселенной. Он панически срывается в бездну страха — того, какой только испытывает потерявшийся ребенок!..
…Ментальное пространство-время неумолимо уплотняется, тяжелеет и мрачнеет неосознаваемым; циклы психических переживаний безнадежно сжимаются, коллапсируя в нуль-точку, лишенную собственного смысла и личностного выражения…