Перейти к содержимому

Глупость, проявления умственной ущербности тоже подчиняются закону золотого сечения, выражая божественную пропорцию в самосознании материи.
И тем самым причастны явлениям мирового разума? 8-О

В чудесном детстве мы так пронизаны стихийным чувством совести, что наши неопытные, случайно-невольные грехи с избытком возмещаем нашей небесно-изначальной, от рождения благостно вверенной нам Богом непорочностью.
В отчаянной молодости мы так безрассудны, что наши искренние благомысленные намерения и добродетельные поступки безмятежно легкомысленно и гедонистически щедро разбавляем греховными проявлениями нашей натуры.
В зрелом возрасте мы настолько опытны, что уже отчетливо различаем, что есть грех и в чем заключается добронравность, устанавливая компромиссный, эмпирически оптимальный баланс этих антиномически противоборствующих начал.
В преклонном возрасте мы столь измождены жизнью, что само существование оборачивается и благой немощью греха, и горьким бессилием благого деяния. Но и сама немощь для эволюционно автономного существа есть (и именно так, неизбежно, будет осознана!) природный грех, который затмевает всякую мыслимую добродетель.

Жизнь… Божественна по ее возникновению в мироздании.

Незатейлива и неприхотлива в ее повседневном длении.

Заурядна, как капли тихого дождя.

Чудесна в ее высших проявлениях и мирозиждущем, космогоническом эффекте...

Интересно ощущение вещи, пришедшей в сознание, что она — вещь. Вещь, которая никак не управляет ни внешними обстоятельствами своей материальной экзистенции, ни даже проявлениями своей сущности. Ей изначально как бы и не предназначена какая-либо самость вообще, разве что только осознание себя вещью. Вещь, которая никак не способна распоряжаться собой, даже и ощущениями своей объективной окаменелости в чуждом ей мире. Ей не дано что-то изменить в своей фатальной вмонтированности в реальный и в меру субъектствующий мир…

Как радость бытия связана с хмурым небом сумеречного осеннего утра? Или как в жёстком порыве стылого северного ветра отражается полнота ощущений жизни в её благостных проявлениях?
От ответов на эти «контрольные» вопросы и зависит реальная, субъективно раскрываемая каждый миг, полнота вечной жизни в её бренном «исполнении» и субъективно-эмпирическом восприятии — именно здесь, сейчас, в текущих обстоятельствах ее благословенного дления.