Перейти к содержимому

Всякий раз, встречая в своей жизни нового человека, вступая с ним в общение, эволюционно-оправдано руководствоваться принципом «презумпции боговдохновенности ближнего» — его изначальной доброты и талантливой творческости.
Это путь многих разочарований и психологических травм.
Но это и возможность органического обретения мира — в психологически-теплом его проявлении, и оправдания человека — в его истинно-добром статусе, а с этим — и Бога во взаимной радости творческой встречи...
Это богоисходность человека как самая естественная, т. е. нравственно-гуманистическая человеконачальность Бога

Конец света и Страшный суд свершится тогда, когда исполнится полнота времен («установи же Бог урок жития человеческаго…») — когда земля почернеет от греха, т. е. когда свет «сойдет» во мрак и из живущих на земле не найдется ни одного праведника, которого Небо могло бы вознести светозарно-белым ангелом, заместив им отпавшего от Бога огненно-черного аггела…

В христианстве важнейшей добродетелью, согласующей человека с Богом, является смирение. В цивилизационно-мировом и вселенско-экологическом прочтении это можно интерпретировать как согласование общества с Миром, с Природой, их коэволюция; как смирение или замирение социальной истории с естественными законами «Большого Бытия».
Смирение — значит «с миром», со-мирие, т. е. гармонизация человеческого и природного. Или эволюционное соразвитие двух начал, в котором человек — природная ипостась Мира, восходящая к Богу. И потому смирение — сошествие человека в мир для просветления и одухотворения этого эмпирического мира путем всеобщей регуляции (Н.Ф. Федоров), пронизывающей все уровни бытия сущего. И тогда всеобщее спасение через смирение. И будет мир всем и во всем мире — полное и истинное умиротворение.
Но со-мирие — не пассивное смирение, не страдальческое, и тем не менее, безучастное претерпевание энтропийной эрозии наличного бытия, его апокалипсирующего упадка. Это деятельное согласование — с-миром-согласие — истории восходящего человека с историей преображаемого мира, теоантропологии с космологией путем овладения установочными законами мира, фундаментальной логикой его бытия и архитектоникой мирового пространства-времени. Смирение — активное, «за мир ответственное» спасение мира, означающее мирное состояние мира, его восхищающий ко благу апокатастасис «от края до края» сущего.
Сам Христос, пришедший в Мир для его спасения, — «кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11:29).

Грешники больше чем праведники нуждается в Боге. Это как проблемный ребенок в семье, который требует больше внимания, заботы и любви, тогда как «хороший» ребенок остаётся как бы сам по себе, самостоятельно развивается, обучается... Внимание семьи преимущественно фокусируется на сложном ребенке, без такого родительского сосредоточия тот может остановиться в развитии, склонится ко злу, совершению чего-то недостойного и плохого, к дурным мыслям и желаниям...
Праведник же во многом самостоятельно по своей благой природе и жизненным делам заслуживает и достигает света, тепла и общения с богом. Грешнику это не дано в силу слабости его природной сущности.
Евангельский пример: спасение заблудшей овцы, ради которой хороший пастырь оставляет на время без своего внимания и попечения доброе стадо.
В среде грешников должно быть «больше Бога», чем среди праведников.
Единственный шанс грешника на спасение — это любовь к нему Бога и ближних; без них, без их сострадательного соучастия он оставлен.
Вот в чем глубинная истина «диссимметричного» принципа «возлюби врага своего»: совершающий зло человек обнаруживает свою греховность, и значит объективную необходимость (а должно бы еще и субъективную потребность!) в спасении, которое возможно через любовь. И «первая помощь» — это основанное на достоверном свидетельстве произведенного зла диагностирование этого зла и его нейтрализация в самом грешнике любовью — любовью именно пострадавшего, источаемой с глубоким душевным сочувствием и обретенным эмпирически-умным знанием «кейса»!
Рай и нужен только для того, чтобы уравновесить мир, сбалансировать действие ада!?

В субъективном восприятии нет разницы между реальностью и ее макромоделью.
Если наш мир, наша вселенная со всем комплексом ее фундаментальных параметров — лишь онтологический макет (замысел Бога, матрица, симулятор...), то это все равно для нас самая реальная реальность, в которой происходит наша — именно настоящая — жизнь, наше развитие, наше познание; в котором модельно заданные параметры бытия, в конечном счёте, безраздельно управляют нашей судьбой...