Метка: греховность

Грешники больше чем праведники нуждается в Боге. Это как проблемный ребенок в семье, который требует больше внимания, заботы и любви, тогда как «хороший» ребенок остаётся как бы сам по себе, самостоятельно развивается, обучается... Внимание семьи преимущественно фокусируется на сложном ребенке, без такого родительского сосредоточия тот может остановиться в развитии, склонится ко злу, совершению чего-то недостойного и плохого, к дурным мыслям и желаниям...
Праведник же во многом самостоятельно по своей благой природе и жизненным делам заслуживает и достигает света, тепла и общения с богом. Грешнику это не дано в силу слабости его природной сущности.
Евангельский пример: спасение заблудшей овцы, ради которой хороший пастырь оставляет на время без своего внимания и попечения доброе стадо.
В среде грешников должно быть «больше Бога», чем среди праведников.
Единственный шанс грешника на спасение — это любовь к нему Бога и ближних; без них, без их сострадательного соучастия он оставлен.
Вот в чем глубинная истина «диссимметричного» принципа «возлюби врага своего»: совершающий зло человек обнаруживает свою греховность, и значит объективную необходимость (а должно бы еще и субъективную потребность!) в спасении, которое возможно через любовь. И «первая помощь» — это основанное на достоверном свидетельстве произведенного зла диагностирование этого зла и его нейтрализация в самом грешнике любовью — любовью именно пострадавшего, источаемой с глубоким душевным сочувствием и обретенным эмпирически-умным знанием «кейса»!
Рай и нужен только для того, чтобы уравновесить мир, сбалансировать действие ада!?

В чудесном детстве мы так пронизаны стихийным чувством совести, что наши неопытные, случайно-невольные грехи с избытком возмещаем нашей небесно-изначальной, от рождения благостно вверенной нам Богом непорочностью.
В отчаянной молодости мы так безрассудны, что наши искренние благомысленные намерения и добродетельные поступки безмятежно легкомысленно и гедонистически щедро разбавляем греховными проявлениями нашей натуры.
В зрелом возрасте мы настолько опытны, что уже отчетливо различаем, что есть грех и в чем заключается добронравность, устанавливая компромиссный, эмпирически оптимальный баланс этих антиномически противоборствующих начал.
В преклонном возрасте мы столь измождены жизнью, что само существование оборачивается и благой немощью греха, и горьким бессилием благого деяния. Но и сама немощь для эволюционно автономного существа есть (и именно так, неизбежно, будет осознана!) природный грех, который затмевает всякую мыслимую добродетель.