Перейти к содержимому

Иногда с небес струится почти неслышная музыка, которая примитивна... До гениальности, до божественности.
И на гармонических волнах ее звуков душа стремится в надсознательную высь, пробивая обволакивающее одеяло облаков эмпирического бытия…

Хорошо же ж в светлую полночь оказаться на сказочном берегу лунной реки в готовности к музыке сфер и… с арфой. Неспешно перебрать несколько длинных волшебно-звонких струн в упокоенном месте, залитом звёздным сиянием нескончаемого неба. Пусть обыватели этого мира спят под чарующие звуки музыки высшего мира, не так ли?

Только вот транспортировать арфу с верхнего этажа весьма проблематично: в лифт не вмещается, приходится либо спускать через балкон, либо по пожарной лестнице.

В первом случае трансцендентный инструмент гармонии уже несколько раз подло срывался в материю, потом приходилось его долго склеивать веществом (БФ-6, помните?), калибровать дефицитной инореальностью. А после актов такой реконструкции появились жалостливые, царапающие небесный свод, звуки, идущие из каких-то потаённых миров.

Либо брутально волочить арфу по пожарной лестнице. Но в тесном материально-энергетическом канале она нещадно цепляется, от волнения нестатусно бренчит не своим звуком и тоже незаслуженно бьётся, уподобляясь легкомысленной балалайке в интерьере обшарпанных стен повседневной прозы.

Придётся осваивать маракасы. Это практично. И ритмично — в духе «прогресса». И это грустно...

Так и проходят будни в напряжённом осознании проблем вечного мира...

…Бесконечное, глубино-синеющее небо, окаймленное кружевами легкомысленных облаков. Щедро разлитая благость лета — безмятежный праздник красок, звуков, ощущений непосредственного бытия. Природа источается и торжествуется чудесными явлениями жизни...
Очень восхищает и радует, но и, одновременно, тревожит и даже сиротит чувствительность к жизни, если дать ей простор для самовыражения.
Она мажорно пробивается сквозь эмпирическую «нормальность» и «бьёт по глазам» даже в самых мелких событиях и явлениях. Неуемным озабоченно-трудолюбивым, но и жизненно-беспечным роением разномастных пчел, мошек, букашек. Восторженным кличем словно ошалевших от благодати птиц. Восходящим к небесным высотам визгом детворы, неподкупными солнечными улыбками детей всей Земли...

Ни день, ни ночь. Ни ветра, ни дождя. Ни зноя, ни излишней прохлады. Ни людей. Ни собак. Ни машин. Никакой суеты и озабоченности в психологически комфортной дельта-окрестности. Ни навязчивых звуков, ни мертвенной тишины.

Только одушевлённое безмолвие, уединение и возможность созерцать. И даже мыслить...

Только далёкая звезда в тускнеющем небе и музыка сфер в эмпирических ушах.

Доступное блаженство…

Как-то стремительно и необратимо теряется сокровенность личности: в нарастающем информационном давлении глобальной сети, в путах которой эксбиционистски агрессивно оголяются личности «интересантов» различного пошиба; в публично-вывернутых историях жизней и переживаний, добровольно отчуждаемых от их субъектов; в монотонно-ритуальных, по-сути обезличенных эмоциональных выбросах в сотовый эфир; в бесстыжих панорамных окнах жилищ, выхолаживающих приватность душевного уюта; в гиблых новостных испарениях истошнившихся псевдосенсациями масс-медиа, настойчиво структурирующих нервную ткань индивида; в многочисленных ток-шоу, напоказ выворачивающих персонально-человеческую изнанку...

Человек разучивается сознаваться в умной тиши, в заповедной сакральности своей души, в прикрытости своего тела, в стыдливости своей природы... Он утрачивает навык обретения и источения своей индивидуальной человечности. Оглушённый какофонией внешних звуков, ослеплённый бликами посторонних образов, облучённый потоками чужой информации, пронизанный напряжением искажённой социальности, современник теряет способность осмысливать мир в углубляющем и просветляющем безмолвии, наедине, в лоне и перед лицом многообразных проявлений большого бытия, в одиночестве познания меры своей жизни и её проекции на правду каждого дня — дня подлинного торжества личности, планеты, космоса...