Перейти к содержимому

«Поймали <…> заперли <…> в плену держат<…> Кого меня? <…> мою бессмертную душу! Xa, xa, xa!.. Xa, xa, xa!..», — хохотал Пьер Безухов «с выступившими на глаза слезами»…
«Да, да, именно, — отменить враз и уж навсегда вселенски радеющую русскую культуру!» — спустя два века после бесславного нашествия Наполеона настаивает западно просвещенный д-р Фауст, рационально-растленный и безвольно внемлющий позитивно-лукавым обетованиям вошедшего в цивилизационный раж IT-Мефистофеля…
Мейнстрим западного знания-чувства, его пронзающий вопрос — как расстрелять и утилизировать бессмертную душу.
Мироубиство
 как — социокультурная парадигма, вместо мирозиждительства.

Новый Завет, осмысленный как заповедь, есть историческая программа теогонического восхождения человечества. Это история как заповедь, требующая общечеловеческого дела; её проективная исполненность означит «историю как акт» (Н.Ф. Федоров) — действительное свершение всех заветных ~ божественных ~ обетований, ибо обетованное не сулит божественно дарованного; в заповеданном смысле оно есть именно человечески трудовое, активно-историческое.

В жизни — реальной, эмпирически бренной — никогда нельзя ждать!
Неважно чего, — упаси Бог, плохого, но и даже хорошего. Нельзя пропускать «вхолостую» бесценные благодаренные дни жизни в бессильно-пустом и созерцательно-пассивном ожидании каких либо грядущих событий, исполнения обетований, свершения пророчеств и т. д.
Нужно посильно благо-действовать, сотворяя лучшую реальность мира, а значит и реальность своей судьбы.

Как угадать, когда пробьёт полночь и карета сказочных надежд и обещаний каждой новой жизни превратиться в гнилую тыкву пошлой и бездарной судьбы?
Когда и как это случается? Щедрые и, казалось бы, гарантированные обетования жизни однажды оборачиваются пепелищем, как оказывается, напрасных надежд?..

Пасхальные обетования во время повального мора воспринимаются с особенным чувством и страстным чаянием: душа истово надеется на жизнь, веруя в ее благодатное торжество и сосредоточенно собирая и воссоединяя в единый поток ее ослабелые силы.

И прямо противоположная интенция в ситуации «пира во время чумы» — тело обречённо пускается в последний разгул жизни, отчаянно прожигая последний уголек бытия...