Жизнь мегаполиса так же таинственна и сакральна, как и жизнь живой природы. Столько тихих, «подземных» движений, столько незримых функций, исполнения потаённых и каких-то безотчетных ритуалов с фантомным смыслом, в совокупности которых и реализуется урбанистическая полность социосферы — почти как функционал биосферы...
Метка: сакральность
Было-Бытие
День нам предъявленный, ускользающий в прошлое. Уже вот минующий нас… уже минувший. День жизни… Нет, день судьбы… Нет, день бытия…
Он не угасал в безвозвратный пепел времени, он царственно покидал текущий эон бытия — торжественно и в пышных одеяниях красок, звуков, невообразимой симфонии надежд сего дня, ещё не остывших от полуденного зноя желаний…
Это было вызревшее за день и набравшее силу крещендо божественного начала, как будто что-то ещё может быть более обязательным для восхищения и преклонения.
…Боже, как уже далеко я удалился от его тревог, которые вот только что меня разрывали на части неудовлетворенности всем и вся…
Вечер возвращал полноту и остроту приутомлённого восприятия.
Было его небо, была его вечность и сопутствующие ей непреложные, неотменимые вопросы — и к безответной Вечности НадСущего, и к бренной сущности текущего фрагмента его воплощения.
Было-Бытие… Большое и неохватное, целокупное… в малом и образном, лично-частном… Абсолютное сквозило в заскорузлом восприятии эмпирической насекомости.
Звезды светили прямо сквозь наличную актуальность пребывания здесь-и-сейчас, и их запоздалый свет погружался в какие-то разверзнутые глуби́ны души, вдруг и непроизвольно открывшей свои сокровенно чувственные (слава Всевышнему за сакральность тайны Сущего) чертоги и очутившейся беззащитной перед порывом вселенского смысла — невообразимого, немыслимого, головокружительного, изумляющего сущий порядок…
Невозможно рационально транслировать этот метафизический поток… «ПреВечно абсолютное в бренной душе»… Господи, позволь ей преодолеть оковы бренности и изойти в пределы нового неба!
Как можно постичь эту эмпирически предъявленную мудрость, неиссякаемую радость каждодневного бытия — во всей открытой простоте, и одновременно, сакральной глубине и совершенной полноте — это всезнающее небо, его невинную синь; эти безмятежные облака, их благородное покровительство; это неутомимое «реликтовое» дление и взаимоперетекание ликов Сущего в самых бесхитростных его проявлениях?..
Психический аппарат Универсума
Все мои самые яркие, самые пронзительные «надпространственные» и «вневременные» ощущения, независимо от их спонтанного повода и конкретного содержания, по сути, всегда сходились в одном поглощающем чувстве — великого, сквозного мирового всеединства, в непосредственном духовном ощущении сакрального Единого…
Судиславль, ночь, луна и «звезда с звездою говорит»… Однажды…
Иной раз судьба, в виде причудливых обстоятельств, капризно десантирует нас в какие-то странные — глухие, «потерянные», а то и просто «зашнурованные» временем — места. И это невольно представшее пограничье — не обязательно где-то на окраине мироздания, обитаемой цивилизации, а совсем рядом, «вот тут» — под боком близлежащего узлового культурного капища, геометрически — на расстоянии рейсового маршрута пригородного автобуса, выполняющего свое пространственное дело по нескольку раз на дню. И это вовсе не безвестная «дыра» в ткани российского социоприродного бытия, не явно выраженное захолустье, не ухабистая сельская обочина планетарного урбанизма, а вполне унавоженный культурой и утрамбованный цивилизацией «очаг» общественной жизнемысли — уездный город, «райцентр вселенской жизни» :-) , с вполне наличествующей современной инфраструктурой и культурным профилем, общей средой приемлемого обитания. И…
…И одним краем растренированного сознания, брутально вырванного с корнем из привычного культурно-цивилизованного контекста, замечаешь и отмечаешь («из-под ментального косяка») какую-то неустроенность, культурную оставленность и даже убогость места, словно канувшего в безвестье, неотесанность его цивилизационного мегалита, неуютность и шершавость ощущений растерянной души и тела, вынужденно впечатанных в него. Ущербный асфальт в прерывах ям на кособоких улочках; низколобые безвидные и бесформенные здания, вне какого-либо архитектурного стиля, покрытые трупными пятнами еще неосыпавшейся штукатурки и готовые завалиться на подкошенный бок; обложные непроглядные лужи, алчно поглощающие своими мутными, уже подернутыми стоялой тинной зеленью просторами всякую движимую и недвижимую сущность — и свалявшийся в «онтологический войлок» мусор из кармана мимобытийствующего обывателя… И его же презренный плевок в неподъёмную для его сознания вечность, тщетно пытающуюся отразиться в заплесневелом зеркале этих саркастически распахнутых на всё болотин. И бесцельных, разнокалиберных, но поштучно «изоморфных» псов, осипших от ленивого, «профилактического» лая… Какие-то зашифрованные обитатели в метафизических «платьях» из другой реальности, с совершенно непостижимыми выражениями лиц, с лукаво-эзотерическими печатями на всём явлении их личностей, с непонятными темами и непривычным огла́сом их сакральных и совершенно ирреальных, «нездешних» (а на самом-то деле, именно здешних, тутошних, укоренённых в социокультурном хронотопе), но очень многозначительных пересудов… Но…
…Но другим краем изъеденного таким ви́дением сознания, из подполья психики заранее примиряешься с явленной эмпирикой, воспринимая всю необычность этого места и фантомность этого момента как из другой, не твоей жизни, не из доступной твоему рационально-чувственному охвату реальности вообще, зная точно, что скоро вернёшься в свой привычный мир с его настольно-подручной инфраструктурой и устроенной логикой бытия, предсказуемым чередованием вещей, людей и идей. И…
…И принимаешь всю неуютность, всю вывернутость ситуации и выдернутость изумлённого Эго как временный казус, как некий мистический опыт, сюрреалистическое переживание, от которого нельзя отказаться, нельзя «перемотать», и надо, непременно надо его восчувствовать, доощутить до самого тла, до привкуса какой-то незнакомой, подпольно пробивающейся, всемирной идентичности… И успокаиваешься, и наблюдаешь ход сюжета даже с дикарски-невинным интересом, и воспринимаешь всю драматургию момента как предъявленный жизнью нетривиальный, но вполне безопасный экзистенциальный слайд. И…
…И каким-то чутьем, негаданно улавливаешь смутную тень вселенской Гармонии, щедро расплёсканного Всеединства и невысказанной Любви — тень, мелькнувшую в предъявленном свете пожухлой Луны. Тоска, сладкое томление и готовность к зову обетования от гласа незвучного рождается, помимо органов чувств... Ибо…
…Ибо всё — тщета, всё — одно предчувствие, явленное в смуте ощущений... И только эта случайная, непрошенная печать переживания потом незримо-благостно длит твой дух многие уготованные годы, обмирщенно струит жизнь... Чтобы…
…Чтобы потом, когда-нибудь, в совершенно иных обстоятельствах жизни невзначай обнаружить в памяти «этот-тот-самый» замшелый момент… и зачем-то почти заново пережить его — добросовестно… Чувственно… Осмысленно… В тональности психологического «гипер-Си»…
Ибо наша правда умирает никак не раньше нашего представления о ней.
Так оно и заповедано... в ощущениях.
Все правда, если не ложь!