Перейти к содержимому

Бывают минуты, когда сознание накрывают волны совершенно безотчетного чувства; когда кажется, что гармония стихийно и благостно уже затопила весь мир до самых его беспредельных окраин и невозможных рубежей, метафизически-непостижимых глубин и сакрально-непросяинных высот; что счастье уже одолело эмпирическую неприкаянность ветхого человека, и бессмертие — уже в теле: твоём, теперешнем...

Отношение к жизни в потоке бытия мечется как флюгер на ветру: от жизнедерзкого взыскания вечности и обретения желанного бессмертия, — и до убийственного хотения поскорей со всем этим уже покончить, и провокационного искушения исполнить качественное закрытие темы бренного бытия…

Культура, в её абсолютном смысле и инвариантном выражении — это всесветно-человеческий подвиг бессмертия.

Под давлением злободневной эмпирики профессиональное чаяние бессмертия отступнически конформирует в отчаянную идею о смерти

Мы живём в вероятностном мире, и само наше существование, наличие в этом мире — не просто вероятностно, а исчезающее маловероятно.

И вот, изнутри этой ничтожной, но каким-то чудом исполнившейся вероятности, обернувшейся для нас благоданной достоверностью, мы напряжённо вглядываемся в обступающий большой разновероятный мир и пытаемся приписать всему зыбкому, неуверенно ощущаемому прочность бытия, атрибутировать ему надёжность реальности, фундаментальность и незыблемость его наличествования, оперируя понятиями вечность, бесконечность, всюдность. И уповаем, что и сами однажды выберемся из локально-заданной неуверенности, своего самоограничения и обретём равновеликий статус пребывания в мире — бессмертия, полноорганности, способности к соучастию в продолжающемся творении Сущего.