Перейти к содержимому

Я жажду свободы и восторга; и притом ищу покоя и телесной тишины — избавления от страстей, изъедающих мою богоподобную сущность, тишины от назойливых веяний пожираемого энтропией мира. Восторга неостановимой свободы. Свободы от навязываемых проявлений мира и «приличествующего» участия в них, от тесноты неуёмных желаний, от угарной духоты страстей, от придавленности обветшалыми ценностями сего мира, алчно ищущих своих фанатичных адептов. Покоя утихомиренной психофизиологии организма, физико-химических свойств окружающего — бушующего и вожделеющего — мира. Покоя распоряжаться своей свободой.

Это воля. Как творчески-деятельный порыв, импульс, точнее волна преображения всеобщего, как распоряжение свободой творения мира.

Я ничем не стеснен, не ограничен. Я свободен и, одновременно, покоен, сосредоточен как сгусток, квант благодатной энергии, готовой излиться актом творчества чего-то доселе нового в этом постоянно творимом, вечно и неутомимо созидаемом благословенном мире. Я мощен, но добр, я всесилен и решителен, но соразмерен и мягок, я абсолютен, но снисходителен... Я самостоятелен, но зависим, я отстранён и неприступен, но моя энергия — энергия живоносного утверждения.

Я уже почти свобода, теперь для: для необузданного творчества...

Я — самодержец, источник и агент собственной воли. Я — суверен и подданный своего замысла о себе, о человеке, о мире, о Боге!

Я — импульс, ещё не набравший максимум значения своего потенциала от полного нуля до абсолютной единицы...

Я электрический ток высочайшего вселенского напряжения, напитывающий всю сущность, пронизывающий весь организм, создающий экстра-тонус души и тела, состояние невероятной физической и духовной алертности личности.

Я жар вселенского чувства, преисполняющий до краёв всю предполагаемую и предстоящую космоноосферу, космическую ойкумену мирового бытия.

Я смысл Универсума, воплотившийся в проявленную и продолжающуюся силу становления Всего, Единого, Сущего.

Моя прежняя сущность отпустила и целительно опустошила меня, я полностью исчерпан, но до краёв исполнен надэкзистенциальным предчувствием, напряжённой, активированной волей и космогонической энергией нового порядка бытия. Во мне ничего не осталось, во мне ничего больше нет. И меня уже нет, это пустота, иссыхающая по источнику нового Закона. Я совлёкся телесности, удалился от моей бренности и избавился от злободенствующей тленности.

Я нежная волна-прикосновение эфира, требовательно, но ласково обнимающая, согревающая и освежающая одновременно; я мягкая волна-излучение рассеянного света, успокаивающая и мобилизующая одновременно. Я легкая волна-дуновение воздуха, я луч света, я квант энергии, я сгусток воли, я выражение свободы, Я — Азъ есмь!

Я мягко-упругая волна энергии, которая не подавляет, не подчиняет, а бережно охватывает и поглощает собой — всё мое существо, все боли и страхи, все нравственные тревоги и психические переживания. Она уравновешивает, успокаивает, умиротворяет и примиряет. Она гармонизирует внешнее и внутреннее напряжение состояний.

Привычно отдаёшься самодержавной логике и власти повседневного хода жизни, в размеренном течении которой иной раз — внезапно и беспричинно — прорывается какой-то неведомый поток. И в один неизмеримый, непостижимо полный миг оказываешься поглощён и унесён, почти утоплен сумасшедшим этим потоком, в котором тонуть и захлебываться от упругих и настойчивых струй разнокалиберных ощущений, впечатлений отчего-то сладко и желанно. И полная неуправляемость этим потоком, признание его «чужой» природы и причинного источника.

В нём в грандиозный коктейль смешаны разнородные ощущения: предугадывание Вечности вперемежку с осознанием конечности и бренности; чувство вселенскости и, одновременно, принадлежности земному пласту реальности; космогонический восторг, который не должен быть ве́дом ни одному земному, но в этот миг почему-то просочившийся в неполномерное восприятие Мира, и — тут же — непонятная грусть, почти печаль, рождающаяся сама по себе из какого-то родника сверхвосприятия очевидной реальности и сокрытой гиперреальности; боль бытия и неудержимая радость предчувствуемого сверхбытия… Это жадное впитывание и образов горнего, и зарисовок дольнего…

Воспринимаешь всё словно одним каким-то гиперчувством — одновременно, полно и, самое возмутительно-прекрасное — совершенно непроизвольно: и объятия тёплого ветра, и обострившиеся запахи, звуки обступившей реальности, и цвет темнеющего неба, отчаянно подсвечиваемого дерзкой луной на ущербе своего извечного цикла. Ощущаешь себя не конкретным существом, человеком, а некоторым вынужденным регистратором, точнее — свидетелем нечаянно приоткрывшегося узора бытия, проявления нетленной «механики» Сущего…

В эти благословенные мгновения в психологически размерностную бренность просачиваются явления иных измерений Сущего. Через переживания здешнего сквозит ткань чувственности бытия иного, неизмеримо высшего порядка. Там всё Благостно и Истинно; там Гармония, Любовь и Красота явлены в такой сияющей полноте, которая непостижима и не достижима в нашем суженном нашими же возможностями виде.

Это сюжеты пространственного мира или обетования надпространственного? Это явь ветхой земли или просветы нового неба?

Время безжалостно и самовластно-беспричинно граничит всё. И на каком же основании? В новой физике — в физике преображения нетленного бытия — такие законы не постулированы!

Но почему мы ему сдаёмся? Почему Вечность хронически-закономерно ускользает в тень самомнящей бренности, а Абсолютное готово ютиться в руинах тленного?

Как облака — лёгкие, воздушные, почти лишённые бремени реальности, отстранённо возвышенные — прожить, восхититься и умереть — растаять во всеединстве ≡ биогенной миграции атомов. Они-то, облака, могут свидетельствовать, сколь призрачна, сколь мимолетна и сколь удивительно текуча струящаяся экзистенция — торжество и уязвимость, пышность и неустойчивость, величие, самодостаточность и зависимость бренного пребывания, жизни…

Зимой жизни нет. И потому, слов — тоже.

Весной она размыта и разжижена мутными желаниями, хотениями талой плоти…

Летом она безнадёжно пресыщена гедонизмом, избыточностью удовольствий, полнотой экзистенциальных благ и чувственных чревоугодств.

И лишь осенью, многокрасочно свидетельствующей смерть и напоминающей о бренности, всё исполняется смысла, всё взывает и отчаянно кричит: жизнь! Всё с горячностью угасающего тепла взыскует Абсолюта…