Перейти к содержимому

Мир прекрасен, волшебен и совершенен — уже сейчас и здесь. Насквозь и навсегда... Бескомпромиссно и бесповоротно. Без изъятий и отказов.
Очень хочется быть таким же совершенным и свободным. Ощущать себя «просто» незаменимым сопричастием феноменологии чуда — её самобытным выражением и сознающей пружиной.
Мир вдохновенно дышит жизнью, жизнь благодатно источает психику, психика божественно одухотворяет мир. Всё откровенно и целеустремлённо стремится к возможной и даже запредельной гармонии. Она — у меня в ладонях, она — в моём взгляде, она — в моём дыхании. Это как изменённое состояние психики, открывающее лучшие формы, виды и способы восприятия реальности. В состоянии изменённого сознания я...
…Я отважной стрелой пронзаю просиненную до ультрамарина бескрайность небесного свода, гедонистически купаюсь во взъерошенных облаках (они мои безответные, но безотказные товарищи по сопредельности), охлаждая в их добродушно-охватных лохмотьях своё разгорячённое Эго, фамильярно обнимаюсь с птицами (они часто испуганно шарахаются от меня), дерзновенно оторвавшимися от земной тверди. Иногда безрассудно пугаю экипаж и дисциплинированных пассажиров рейсовых авиалайнеров, беззастенчиво присаживаясь на выстуженное крыло передохнуть — эмоционально, ибо физических пределов нет.
Я бесстрашно серфю на самых вспененных гребнях волн бурливо изменчивого Времени. Я гляжу в глаза мерцающим сквозь солнечный свет божьего дня звёздам (но ведь каждому дано?!).
Иногда, в непостижимо запредельной высоте нескончаемо-синего неба я встречаю чайку по имени Джонатан Ливингстон. Он намного искусней меня, ему нынче даже солнечная радиация не страшна, но мой дух анархизма и авантюризм делает нас соратниками. Пройдя долгий путь изнурительных тренировок, он решился осваивать околоземные орбиты, пробовать серфить в ближнем космосе. Я, не имея его опыта, тоже делаю это, причём, по какой-то изначальной возможности, и выхожу в откровенно открытый космос, хотя, скорее всего, без должного изящества, присущего ему.
Он меня ничему не учил, но я многому у него научился. Теперь я умею смотреть «за горизонт». Чтобы заглянуть за горизонт — тот, который виден сейчас — нужно «всего-то» уметь возвыситься, подняться над текущим моментом жизни — изумиться, т. е. выйти из «нормализованного» состояния ума.
Мы отважно тестируем переменчивый потенциал этого мира, высекая искры нового опыта бесшабашности и... детскости. В эти бесценные минуты я абсолютно свободен. Это счастье и восторг иметь такого компаньона как Джонатан, я очень благодарен ему за его дерзость, которая доказывает, что мир может быть иным, он в действительности всегда иной, поскольку мерцает инореальностями различной природы.
Возможно, я — собрат Джонатана, звёздная чайка. Я в непостижимый миг облетаю орбиту Земли и пронзаю всю Солнечную систему, смело выходя за пределы вселенского пространства-времени и искривляя причинно-следственные контуры. Я бессмертная сущность, я творчески длимая вечность, я — само Время! Я — пифагорейская музыка Сфер, наполняющая и гармонизирующая окрестный звёздный мир. Я становлюсь психическим гамма-излучением самого Космоса. Я и есть многоликий Универсум, я — восторженная и торжествующая ипостась Сущего. Которое Есть!

Летом, обычно раз в две недели — с пятницы на субботу, офицеры нашего отдела выезжали на рыбалку. Выезжали после работы. В первый день рыбу ловили на общий котел и варили вечернюю уху на всех. Поедание ухи обычно сопровождалось активным общением и столь же активным употреблением алкогольных напитков. Зато утром следующего дня каждый ловил рыбу для себя и своей семьи. Так продолжалось несколько лет, пока в отдел не перевели для дальнейшего прохождения службы Александра Кратко. Александр увлекался ловлей рыбы с помощью подводного ружья и делал это вполне успешно.
Однажды, сложив всю пойманную для вечерней ухи рыбу, мы увидели, что Александр один наловил ее больше, чем рыбаки всего отдела, причем, его рыба оказалась гораздо крупнее — по малькам из подводного ружья стрелять не будешь. И уху сварили из рыбы, добытой Александром. То же самое повторилось и на следующей рыбалке. А на третий выезд мы уже были настолько избалованы его успехами, что на вечернюю рыбалку не пошли, а собрались у костра, принялись пить казенный спирт, и ждали Александра, чтобы сварить вечернюю уху из рыбы, которую он наловит для общего котла. Так и произошло, только ко времени, когда Александр принес рыбу, все уже изрядно были наспиртованы. Однако уху варили по всем правилам: с головешкой и ложкой водки, но зашел спор по вопросу — сколько времени варить рыбу. Кто-то предложил «меру»: когда у рыбы глаза побелеют, тогда уха и готова! Так и проверяли! Наконец, главный повар сообщил: «глаза побелели»! Все начали дружно есть уху, ели и хвалили, а самый опытный рыбак нашего отдела заметил, что никогда еще такой вкусной ухи не едал! Сразу после ужина легли спать, поскольку утром, чуть свет всем нужно было просыпаться на рыбалку.
Утренний подъем был мучительным: вечером немного перепили, и потому все сразу потянулись на опохмелку к ведерку с ухой — лучшему средству в этом деле! Но ведерко было пустым! А возле него рядком лежала… вся накануне пойманная Александром рыба. Только через несколько минут стали что-то понимать... И искать ответ на вопрос: а что же мы тогда ели? А главное — у кого побелели глаза? Досталось не только повару, но и самому опытному рыбаку отдела, который «никогда еще такой вкусной ухи не ел»!
В своей жизни я слышал много рыбацких баек: и про уху с опарышами, и другие, но уха без рыбы, — пожалуй, все их переплюнет!

Парадокс позднего брака: соединиться в добровольный союз, из которого искать лазейку сбежать «на минутку»; вместо радости дышать одним дыханием, глядеть одними глазами, чувствовать взаимными чувствами, — терпеть друг друга, сведя общение к раздражению, «выкраиванию» выгод повседневности, мелким обидам, безосновательным придиркам и затаённому недовольству…