Перейти к содержимому

Большое умолчание или великий стыд академической науки: теоретическое малодушие представить, что было за горизонтом событий Большого Взрыва.
«Начало» Вселенной — это умозрительный предел научной интуиции; космическая сингулярность — концептуальное недоумение космологической мысли, так что Большой Взрыв, очевидно, — результат большого коллапса познавательной модели мира.

В молодости на дружеском небосводе — много ярких удивительных и красивых звездочек; в конце жизни — настоящий звездопад выгоревших и потускневших, почти безликих звезд, бесследно растворяющихся в вечном мировом бытии…
И вселенная коллапсирует в сингулярную пси-точку одинокого сознания.

Если скорость света — единственная независимая и абсолютная фундаментальная мировая константа («окончательная константа»!), обуздывающая любую сингулярность и определяющая геометрические свойства универсального пространства-времени, то свет как абсолютный substant этого свойства мира — и есть Бог. Это инвариантный носитель, содержатель и податель жизни, который, распространяясь и тем проявляя из тьмы на свет, из небытия к бытию, астрофизические локусы вселенной (вызывая ее космологическое расширение) выражает и осуществляет продолжающийся замысел о мире в его полных — необходимых и достаточных — универсально-космологических основаниях…
Свет был и есть всегда — как трансцендентная сущность. Итак, сначала был свет. Нет, не так — итак, был свет, и он был всегда — потусторонний. И от него было, вспыхнуло светлое слово (замысел) о мире, озарившее дело света как творение мира имманентного: «Да будет свет!» (Быт. 1:3) — посюсторонний, т. е. явный мир, как физическая модель метафизического мира.

Большинство нормальных людей — эмпирических прагматиков — вовсе не задумываются о будущем в его жизненно стратегическом и планетарно-космическом измерении.
Но если нет представления о будущем, если не осознается его эволюционно-восходящая проекция, то отпадает необходимость и в прошлом, т. е. ментально атрофируется культурная потребность в осмыслении и переживании истории как части континуума социально-родового времени?!
В периоды существенно-нестационарной цивилизационной динамики социально-психологической доминантой, как правило, становится представление, что будущее непредсказуемо: оно видится как рискованная загоризонтная область исторической сингулярности. Но в мировоззрении, исключающем будущее как цель, как историческое делание, возрастающее до творчества эсхатологии, уже прошлое становится непредсказуемым, и тогда история минувшая — сингулярна. Наше прошлое становится заложником сегодняшней конъюнктуры. Такую «оперативную» историю — летопись с короткой памятью — можно переписывать и адаптировать под повестку текущего момента, вырванного из глобально-исторического контекста и последовательности эпох.
Но без будущего и прошлого настоящее тоже неминуемо вырождается в сиюминутный потребительский жор тела и мелкогедонистический ор души...
Социальное время утрачивает свой творческий потенциал и смысл, а личность превращается в мышку-полевку, в хомячка, усердно утилизирующего божью благодать...
Забвение истинного времени — целевого исторического времени — вызывает дезинтеграцию единой глобальной социоестественной хронологии, истлевание ее фрагментов и, в конечном счете, оборачивается цивилизационной зряшностью и темпоральной пустышкой: так обетованная Вечность бездумно распыляется в текущие мгновения и технологически расхищается злободневностью.

Каузальная сингулярность: состояние, в котором стираются логические переходы причина —> следствие, все связи становятся самопричинно-беспричинными, автоследственно-беспоследственными, автономно-зависимыми. Причина обращается в следствие, которое обнаруживается как его исходная причина…
Замкнутый каузальный контур причинно-следственных отношений. Это самородная причина причин как беспричинная самопричина.