Чтобы осуществить супраморалистический план патрофикации (Н.Ф. Федоров) — воскрешения отшедших отцов-предков, — нужно раскрыть тайну смерти, метафизику поствитального пребывания души. А для этого нужно исследовать феномен души как особой субстанции, определяющей сущность личности, т. е. нужно в полной мере познать тайну жизни человека как существа, наделенного душой, и системные законы/процессы функционального проявления персонально-неделимой психики.
И тогда душа перестанет быть потемками — даже для самого индивида, ею чудесно одухотворенного.
Метка: существо
Оптимизирующий рефлекс жизни
Жизнь в ее эмпирической сущности даже для сознающего существа — явление невольное, внепричинное и скоротечное. Поэтому умение/старание радоваться жизни — это психологический рефлекс/инстинкт самосохранения, защитительный самообман, а предание унынию и горести от жизни — ненужный дополнительный укор/упрек от природы.
Страшное познание
Ситуативная фишка. Дети ходили хором, долго выслеживали и таки поймали живое существо в виде жука. И после удачной охоты демонстрируют его сотоварищам, рассматривают и… боятся. Визжат от страха, но смотрят; смотрят, но визжат от страха…
Поймать, чтобы бояться — это какое-то особое испытание психики.
Это логика процесса познания? Познание, очевидно, необходимым образом сопряжено с неведомым, а значит с риском столкнуться с чем-то неприятным и даже угрожающе-страшным… Пытаться постичь неизвестное, испытывая страх перед этим неизвестным: вдруг откроется что-то такое, окончательно несовместимое с известными представлениями!
Греховная биохронография
В чудесном детстве мы так пронизаны стихийным чувством совести, что наши неопытные, случайно-невольные грехи с избытком возмещаем нашей небесно-изначальной, от рождения благостно вверенной нам Богом непорочностью.
В отчаянной молодости мы так безрассудны, что наши искренние благомысленные намерения и добродетельные поступки безмятежно легкомысленно и гедонистически щедро разбавляем греховными проявлениями нашей натуры.
В зрелом возрасте мы настолько опытны, что уже отчетливо различаем, что есть грех и в чем заключается добронравность, устанавливая компромиссный, эмпирически оптимальный баланс этих антиномически противоборствующих начал.
В преклонном возрасте мы столь измождены жизнью, что само существование оборачивается и благой немощью греха, и горьким бессилием благого деяния. Но и сама немощь для эволюционно автономного существа есть (и именно так, неизбежно, будет осознана!) природный грех, который затмевает всякую мыслимую добродетель.
Эфирная точка опоры
Можно мечтать превратиться не в вечное существо, а в само небо, или, еще лучше, — во влекущую непостижимость его трансцендентной соприкосновенности с «тутошним» пребыванием…
Или «просто» в непрерывно превечнующую ткань Универсума, чудесно напряженную абсолютным бытием…