Перейти к содержимому

В среде персонажей, окружение которых воспринимает их как номинально добропорядочных, доля лицемеров, т. е. ненастоящих хороших людей, на порядок больше, нежели таковая среди тех, кого молва аттестует как плохих, т. е. как настоящих дурных представителей рода человеческого.
Лицемерие — преимущественное оружие личностного обмана именно людей с хорошей репутацией. Натура-то дрянь, да зато репутация безупречная.
А для плохих (безобманно, т. е. действительно и объективно негодных) лицемерие — слишком слабое средство обмана бытийных современников.

Не жди чудесного явления, являй чудо из творческих таинств собственной натуры — сверхреальное чудо в его реальной психологической удивительности и субъективной неоспоримости!
Твори чудо из обыденного, волшебствуй эмпирикой повседневного бытия; пресуществляя, превозмогай унылотрудную действительность благомысленной возможностью!
Не мни себя господином мира, но утверди участковым миро-творцо́м — устроителем и оптимизатором «поместной», «малой» онтологии — в круге ближнем твоем!..
Восторгни: «Азъ есмь»!

Бог — это бог живых праведников и мертвых грешников.
Праведники наделены высоким имманентным потенциалом правды, открывающим им способность вполне самостоятельно, добровольно-сознательно следуя заповедям Божьим, следовать правильным путем жизни. Уходя к Богу, они обретают ожидаемое и чаемое еще при жизни; это тот мир, к которому они готовились и добропорядочно шли всю свою жизнь.
Грешники живут во власти неподконтрольной стихии своей натуры, не обуздываемой ни собственными усилиями, ни внешними факторами. И только после смерти они оказываются в совершенно незнакомом им мире, обращающем произвол, творимый ими самими, в произвол, творимый над ними. Для них эта реальность — результат логического коллапса, мир мучительного отчаяния и страдания, в котором как звезда вспыхивает надежда и упование на милость и прощение, на возможность перехода на светлый полюс бытия. И потому в этом уповании Бог — это, по преимуществу, бог грешников, отрекшихся от Него в своей жизни по слабоволию своему.

Не все субъективно исповедуемые ценности объективно ценны. И не все возвещенные большому миру истины безупречны в их личностном восприятии.
Не всякая социализация — благо и ведет индивида к успешной интеграции в социум («А социум то какой?»).
Не все ошибки, даже страшные и фатальные делают человека окончательно порочным, совершенно безнравственным, неискупимо падшим; не все грехи безвозвратно низводят душу в мрачные пределы истинного зла...
Даже обозленная натура — человек, жестокосердно ошпаренный злом мирской эмпирики, — в высшем измерении всегда хранит как священный завет о самом себе благой образ своей способной к восхождению сущности...

Совершаемые в жизни ошибки не свидетельствуют о незрелости ума или ущербности нравственного чувства — по крайней мере, не все ошибки.
Напротив, ошибки могут быть связанны именно с попыткой изощренного ума или сверхчувствительной нравственности поднять горизонт понимания, достичь более высоких орбит личностного самосознания, получить импульс развития нравственного принципа основания личности.
Можно совершать ошибки, но при этом оставаться умным и чувствующим человеком. Можно совершать проступки, но сохранять нравственное начало.
Можно проявлять слабость, но оставаться в круге моральных чувств и стремлений.
Можно делать ошибки, но оставаться безгрешным человеком. Можно быть грешным человеком, но способным к искуплению своей души, исправлению своей натуры.