Перейти к содержимому

Не жди чудесного явления, являй чудо из творческих таинств собственной натуры — сверхреальное чудо в его реальной психологической удивительности и субъективной неоспоримости!
Твори чудо из обыденного, волшебствуй эмпирикой повседневного бытия; пресуществляя, превозмогай унылотрудную действительность благомысленной возможностью!
Не мни себя господином мира, но утверди участковым миро-творцо́м — устроителем и оптимизатором «поместной», «малой» онтологии — в круге ближнем твоем!..
Восторгни: «Азъ есмь»!

Бог — это бог живых праведников и мертвых грешников.
Праведники наделены высоким имманентным потенциалом правды, открывающим им способность вполне самостоятельно, добровольно-сознательно следуя заповедям Божьим, следовать правильным путем жизни. Уходя к Богу, они обретают ожидаемое и чаемое еще при жизни; это тот мир, к которому они готовились и добропорядочно шли всю свою жизнь.
Грешники живут во власти неподконтрольной стихии своей натуры, не обуздываемой ни собственными усилиями, ни внешними факторами. И только после смерти они оказываются в совершенно незнакомом им мире, обращающем произвол, творимый ими самими, в произвол, творимый над ними. Для них эта реальность — результат логического коллапса, мир мучительного отчаяния и страдания, в котором как звезда вспыхивает надежда и упование на милость и прощение, на возможность перехода на светлый полюс бытия. И потому в этом уповании Бог — это, по преимуществу, бог грешников, отрекшихся от Него в своей жизни по слабоволию своему.

Не все субъективно исповедуемые ценности объективно ценны. И не все возвещенные большому миру истины безупречны в их личностном восприятии.
Не всякая социализация — благо и ведет индивида к успешной интеграции в социум («А социум то какой?»).
Не все ошибки, даже страшные и фатальные делают человека окончательно порочным, совершенно безнравственным, неискупимо падшим; не все грехи безвозвратно низводят душу в мрачные пределы истинного зла...
Даже обозленная натура — человек, жестокосердно ошпаренный злом мирской эмпирики, — в высшем измерении всегда хранит как священный завет о самом себе благой образ своей способной к восхождению сущности...

Совершаемые в жизни ошибки не свидетельствуют о незрелости ума или ущербности нравственного чувства — по крайней мере, не все ошибки.
Напротив, ошибки могут быть связанны именно с попыткой изощренного ума или сверхчувствительной нравственности поднять горизонт понимания, достичь более высоких орбит личностного самосознания, получить импульс развития нравственного принципа основания личности.
Можно совершать ошибки, но при этом оставаться умным и чувствующим человеком. Можно совершать проступки, но сохранять нравственное начало.
Можно проявлять слабость, но оставаться в круге моральных чувств и стремлений.
Можно делать ошибки, но оставаться безгрешным человеком. Можно быть грешным человеком, но способным к искуплению своей души, исправлению своей натуры.

В чудесном детстве мы так пронизаны стихийным чувством совести, что наши неопытные, случайно-невольные грехи с избытком возмещаем нашей небесно-изначальной, от рождения благостно вверенной нам Богом непорочностью.
В отчаянной молодости мы так безрассудны, что наши искренние благомысленные намерения и добродетельные поступки безмятежно легкомысленно и гедонистически щедро разбавляем греховными проявлениями нашей натуры.
В зрелом возрасте мы настолько опытны, что уже отчетливо различаем, что есть грех и в чем заключается добронравность, устанавливая компромиссный, эмпирически оптимальный баланс этих антиномически противоборствующих начал.
В преклонном возрасте мы столь измождены жизнью, что само существование оборачивается и благой немощью греха, и горьким бессилием благого деяния. Но и сама немощь для эволюционно автономного существа есть (и именно так, неизбежно, будет осознана!) природный грех, который затмевает всякую мыслимую добродетель.