Перейти к содержимому

Если мир идеален — уже и совершенно, — зачем в нем я?
Если мир далек от совершенства, к чему и для чего в нем я — ветхий умом и телом, ограниченный в постигаемых смыслах, отстраненных от конкретного, но непременно голографически-вселенского грядущего идеала?
Что именно надлежит эмпирическому богозависимому существу исполнить своей жизнью; в чем его всеедино-универсальное предназначение? Вопрос безмерно строжеет в случае, если это ангельски-детское начало нового — невинного — мира, необъяснимо-трагически прерванного на стадии его чудесно-уникального становления?

Может ли преисполненная благости ткань вселенской онтологии быть соткана из ворсинок напряженно-экзистенциальных ощущений, а вечность — сочленена из бесконечного множества мгновений букашечных переживаний?..

Снижая планку требований, обнаруживаешь… идеал. Идеал ветхого неба и ветхой земли в растревоженном сознании… Обманчивый, но теплый идеал жизненной благости эмпирической природы, согласие ума и духа.

Расслабление… Медитация... Созерцание... И становится отчётливо зримым и умопостигаемым, что вокруг и рядом, на расстоянии вытянутой руки, на дальности рассредоточенного взгляда и на глубине «случайной» мысли — божественное и говённое — вперемешку и даже, прости Господи, взаимодополнительно!

И вот, попробуй отделить одно от другого, рафинируя своё бытие...

Увы, «без верха нет низа, без низа нет верха!» [Мао Цзедун]. Путем тривиальной подстановки «верх ~ совершенство», а «низ ~ убожество», получаем онтологическую смесь несмешиваемых сущностей.

Но все, же совершенство — абсолютно! Идеал не подвержен эмпирической коррозии.

Мир реально и в каждый миг доброжелательно распахнут для совершенно фантастического, поистине божественного откровения, неповторимого творчества, «победоносного торжества» совершенного идеала каждого пробуждённого к проявлению в этом мире психического локуса, каждой психоэмоциональной монады, и даже каждой букашки. Для каждой пылинки есть предназначенное, «законное» место в ликующем пан-вселенском миропорядке, каждому движению задан космогонический функционал.

А мы каждый этот неоценимый миг крохоборничаем, жульнически усиливаясь расхитить открытый источник Бытия, пытаемся по-обывательски практично утилизировать дарованный, а точнее, арендованный потенциал — уворовать у самих же себя восторг подлинного соприсутствия и добросовестного соработничества в чудотворном явлении жизни, в мудрой демонстрации добродеятельного разума… И каждый исторический, во всей мыслимой толще времён явленный, сопланетянин, — призван!

Господи, не оставь надеждой!..

«Существуют математические теории, доказывающие, что идеально разумная система по достижению целей лишена мотивации менять их», — утверждает Хаттер.
Система в идеальном состоянии достигает возможного максимума организованности, из которого выйти можно либо энтропировав, редуцируя и постепенно распыляя достигнутый потенциал, или же, напротив, начав новый виток развития как противодействие противосистемным фактором, действие которых обусловлено расширением системы и тем самым внесением в функциональную область ее процессов (возможно, сознательным, предумышленным как стимулирующей «инъекции»?) раздражителей извне.
Идеальная система исчерпывает потенциал усложнения, разумная идеальная система, пассивно осознавая этот факт, обесцеливается и потому утрачивает мотивацию и волю к развитию. «Идеально разумной системе» уже некуда развиваться, а значит и нечего менять, ибо все правила уже исполнены, все цели достигнуты совершенно (т. е. полностью, окончательно и в максимально возможном объеме и качестве — в совершенстве), она пребывает в состоянии, которое есть атрибут Бога?