Перейти к содержимому

Свекла подобна керосину — она есть овощной аналог (или воплощение?) керосина, запах которого въедается во все поры и складки близлежащего пространства и агрессивно прованивает всю окружающую атмосферу.
Так же и со свекольным соком, который интенсивно-неумолимо окрашивает все, с чем соприкасается.

Атомная структура мира, и прежде всего, в части скрытой материи, — результат особого синтеза из того биофизического осколочного и остаточного субстрата, который образуется после физико-химического распада живого вещества, а генезис скрытой/темной энергии обусловлен радиацией психических объемов-полей ушедших личностей и их эгрегоров, Ψ-констелляций…
Эволюция за пределами познаваемого мира, или трансцедентальный эволюционный процесс.

В чудесном детстве мы так пронизаны стихийным чувством совести, что наши неопытные, случайно-невольные грехи с избытком возмещаем нашей небесно-изначальной, от рождения благостно вверенной нам Богом непорочностью.
В отчаянной молодости мы так безрассудны, что наши искренние благомысленные намерения и добродетельные поступки безмятежно легкомысленно и гедонистически щедро разбавляем греховными проявлениями нашей натуры.
В зрелом возрасте мы настолько опытны, что уже отчетливо различаем, что есть грех и в чем заключается добронравность, устанавливая компромиссный, эмпирически оптимальный баланс этих антиномически противоборствующих начал.
В преклонном возрасте мы столь измождены жизнью, что само существование оборачивается и благой немощью греха, и горьким бессилием благого деяния. Но и сама немощь для эволюционно автономного существа есть (и именно так, неизбежно, будет осознана!) природный грех, который затмевает всякую мыслимую добродетель.

Одни люди проявляются в самообразовании и самовыражении, другие — в самомнении и самовыделении.

Уже несколько бессловесных дней телефон подло молчит невходящими звонками от тебя... Он больше не тревожится вибрацией вызовов с твоего номера, ибо их нет, и уже не будет никогда; он предательски забыл электронное звучание твоего голоса. А мои исходящие к тебе неведомыми траекториями уходят в пустую вечность...
Безмятежными летними днями, обещавшими всю преизбыточность детского ощущения беспримесной радости жизни — жизни именно этого дня, — мы увлеченно, пренебрегая академическим ритуалом, обсуждали стандартную модель мироздания, совместно соопределяли эмпирическую сущность человека, решали неотложные вопросы нравственной самодетерминации личности...
Мы с радостью первооткрывателей новых земель щедро делились секретами своего кулинарного таинства, проникая в тонкости личных рецептов авторских фирменных блюд.
Мы обменивались дружелюбно-критическими замечаниями о сочинениях собственных умов и с усердием прилежных школьников, получивших ценную подсказку, корректировали свои тексты, свои мысли, свое мировидение, свою жизнь...
С некоторых пор эти обсуждения незаметно стали атрибутом каждого прожитого дня, его обязательным душевно-поучительным впечатлением, а стандартная мотивирующая преамбула каждого телефонного сеанса общения означала добросовестный взаимный отчёт на тему «Что самого удивительного и радостного произошло сегодня в твоей жизни».
В телефонном эфире звучали рассказы Чехова и Зощенко, воспроизводимые из непостижимых глубин твоей неутомимой памяти.
Умный товарищ — надежный друг и мудрый учитель по жизни, профессиональный химик, проницательный самородный космолог и прирожденный психолог, патриот и заботливый ближний, системно мыслящая личность и комфортный собутыльник, строгий начальник и чуткий человек, вызывавший 100%-ное доверие. Во всех сложных жизненных ситуациях своим заинтересованно-внимательным соучастием ты неизменно оправдывал и невозможно превосходил это доверие… Тебя сейчас необратимо не хватает, как иногда не хватало даже и при жизни. Это тоска как безмерная пустота. Но чаще, вместо грусти — отчаянный протест, срывающийся в бессильную брань, и одновременное осознание долга жить дальше.
Мы одновременно выживали в параллельных пространствах больничной реальности, но в едином, чувственно синхронизированном ментальном времени, оборвавшемся для тебя так подло, каждый день мотивируя друг друга императивной установкой «давай выкарабкиваться!». Но ты ушел...
Эрудированный и мудрый в применении своей эрудиции человек...
Твои «санитарные дни», когда ты настойчиво тренировал свою бунтующую против недуга память, стали символом несгибаемой воли и... одновременно, твоего заслуженного, именно трудового превосходства — несомненного и сильного в обусловивших его выдающихся качествах, но мягкого в его проявлении.
Я помню тебя в этом!
…Остается вооружиться незамутненно-светлой и бесконечно-благодарной памятью о тебе, которая тоже может быть деятельной, ибо такая память об ушедших оставляет материальные следы, метафизически меняя посюсторонний мир и делая жизнь оставшихся в нем лучше…