Перейти к содержимому

Вместо глобализации продуктивнее говорить и мыслить в категориях «планетарного всеединства», подразумевающего не только социальное (в его культурной, политической, экономической и иных ипостасях) глобальное целое, но и социаль по типу гармонии — человек, природа, ближний космос.

Текущее состояние бытия планетного социума можно определить как гипертехнологически оснащенную высокоэффективную бессмысленность…

Между прогрессом (научным, техническим, технологическим) и историческим развитием собственно социума и самого человека нет линейной связи. Более того, иногда возникает ощущение, что эти два, безусловно, коррелированных процесса, противоположно направлены, т. е. корреляция отрицательна: чем увереннее научно-технико-технологический прогресс, тем сомнительнее историческое развитие человечества, особенно в его естественно-гуманитарном и личностном измерениях — как развитие антропного качества и становление богосотворческой сущности человека.

В социально-антиутопическом представлении вполне возможно расслоение общества по главному жизненному атрибуту индивида — биологической продолжительности его жизни, например:
~ кжи — краткожители, и джи — долгожители (И. Ефремов. Час Быка).
В реальном социуме можно предполагать и даже наблюдать (под определенным углом зрения), особые, психогенетически обусловленные (?) и эмпирически проявляющиеся, страты, характеризующиеся различными типами жизненных стратегий:
~ мжи — медленноживущие (вяло-, слабо-живущие) и бжи — быстроживущие (интенсивно-, активно-живущие).

Социальная диссоциация — очужетворение исконных братьев по общим отцам-предкам, прогрессирующее в гражданском обществе вырождение родственных отношений в целом вызывает цивилизационную деградацию братской структуры социума, распад нравственно-естественной связи поколений в целокупном отечестве, препятствует осознанию «правды» родственного чувства и признанию долга патрофикации и, в конечной неизбежности, означает окончательную утрату отцов — в безнравственно-бездеятельном отсутствии сынов у могил отцов их некому воскрешать.
Безотцовская история превращается в изъеденную «чужим» временем — временем жизни безродных и чужих отцов — теоретическую труху школьного учебника, онаученную макулатуру безродно-исторической беллетристики.
Рискуя историей в настоящем, современное общество рискует не только будущим человечества, но и, более того, — его прошлым!