Перейти к содержимому

Бренность жизни — как суровый боре́й, ледяной северный ветер для нежных южных цветов: вмиг сдувает всю праздность и безмятежность бытия, в его самых сладостных надеждах и видениях.

Осень... Провиденциальное время года, предъявляющее счёт человеческим деяниям и подытоживающее жизненные свершения личности…

И, одновременно, — дарующее смертному неиссушаемую надежду на личную космическую неизмеримость, всюдность и всегдашность — надпространственность. И приоткрывающее благостно-бесконечную перспективу многотрудного восхождения к непостижимому Иному...

А ещё — предчувствие своей никогда непереставаемой вселенской значимости и... сопричастность музыке Сфер в сени Гармонии — не только грядущей, а ныне, и присно, и во веки веков пребывающей!

Да здравствует не палящий летний зной и некрушимый железобетон самодовольного оптимизма, а мягкая осенняя тёплость и зябкая неуверенность бытия!

И вот уже не бесстыжий гламур летних красок жизни, а грустящее увядание сожалеющей и растерявшейся пышности цвета!

И вот уже не жар нетерпеливого влечения, а хрупкость чувств и бережность отношений!

И вот уже не буйная компания случайных товарищей, а успокоенное созерцание проницающей одинокости.

И ещё — несчётная россыпь звёзд: мерцающее в полуночном свете созвездие надежды Жизни грядущей и поджидающего пакибытия!

Сопричастных обнимаю сентябрём и целую осенью!

Никому не обещал, но и не оправдал ничьих надежд. Грустно... но честно...

День нам предъявленный, ускользающий в прошлое. Уже вот минующий нас… уже минувший. День жизни… Нет, день судьбы… Нет, день бытия…
Он не угасал в безвозвратный пепел времени, он царственно покидал текущий эон бытия — торжественно и в пышных одеяниях красок, звуков, невообразимой симфонии надежд сего дня, ещё не остывших от полуденного зноя желаний…
Это было вызревшее за день и набравшее силу крещендо божественного начала, как будто что-то ещё может быть более обязательным для восхищения и преклонения.
…Боже, как уже далеко я удалился от его тревог, которые вот только что меня разрывали на части неудовлетворенности всем и вся…
Вечер возвращал полноту и остроту приутомлённого восприятия.
Было его небо, была его вечность и сопутствующие ей непреложные, неотменимые вопросы — и к безответной Вечности НадСущего, и к бренной сущности текущего фрагмента его воплощения.
Было-Бытие… Большое и неохватное, целокупное… в малом и образном, лично-частном… Абсолютное сквозило в заскорузлом восприятии эмпирической насекомости.
Звезды светили прямо сквозь наличную актуальность пребывания здесь-и-сейчас, и их запоздалый свет погружался в какие-то разверзнутые глуби́ны души, вдруг и непроизвольно открывшей свои сокровенно чувственные (слава Всевышнему за сакральность тайны Сущего) чертоги и очутившейся беззащитной перед порывом вселенского смысла — невообразимого, немыслимого, головокружительного, изумляющего сущий порядок…
Невозможно рационально транслировать этот метафизический поток… «ПреВечно абсолютное в бренной душе»… Господи, позволь ей преодолеть оковы бренности и изойти в пределы нового неба!

Упокоенно умозрю нашу Землю из космоса… И сознаю, что она еще подросток, а может и вовсе дитя. Так хочется, чтобы это произведение космогонических сил оправдало надежды Вселенной, ее упование на антропный принцип.
Да и я тоже вовсе не против… совершенства, творчества и вечности…