Перейти к содержимому

Бог — это бог живых праведников и мертвых грешников.
Праведники наделены высоким имманентным потенциалом правды, открывающим им способность вполне самостоятельно, добровольно-сознательно следуя заповедям Божьим, следовать правильным путем жизни. Уходя к Богу, они обретают ожидаемое и чаемое еще при жизни; это тот мир, к которому они готовились и добропорядочно шли всю свою жизнь.
Грешники живут во власти неподконтрольной стихии своей натуры, не обуздываемой ни собственными усилиями, ни внешними факторами. И только после смерти они оказываются в совершенно незнакомом им мире, обращающем произвол, творимый ими самими, в произвол, творимый над ними. Для них эта реальность — результат логического коллапса, мир мучительного отчаяния и страдания, в котором как звезда вспыхивает надежда и упование на милость и прощение, на возможность перехода на светлый полюс бытия. И потому в этом уповании Бог — это, по преимуществу, бог грешников, отрекшихся от Него в своей жизни по слабоволию своему.

Бог — это, в первую очередь, Бог грешников и для грешников. Он — Бог спасения, а именно грешники нуждаются в прощении и спасении. Праведники же сами из своей благотворной природы способны возрасти до нравственно зрелой личности, до творящей инстанции вселенского масштаба, до статуса мировой космологической силы.
Бог любит грешников в том смысле, что спасает их. Бог любит праведников в том смысле, что попустительствует им в их самостоятельном восхождении к добру и творчеству, и тем самым споспешествует им, ибо они из своего благотворного естества своим усердием обретают боготворческий статус и входят в небесное воинство добра.
Получается, что любовь — это сила аварийная, спасающая, а не творящая! Это искупление из недостатка качеств, а не проявление избытка качеств?
Такое вот предметное богопознание.

Еще раз и в иной смысловой тональности перефразируя Л. Толстого, можно сделать эмпирическое предположение: все праведники праведны одинаково, каждый грешник грешен по-своему.

Христианский догмат о Страшном Суде основан на классическом понимании действия закона сохранения в замкнутой системе — для того, чтобы одни по итогам Судного дня могли войти в Рай и обрести заслуженное блаженство, необходимо, по закону сохранения, чтобы другая часть мира была низвергнута в Ад и погрузилась в вечный ужас. При этом в результате эсхатологической поляризации в оценочном пространстве «добро–зло» испытываемые страдания грешников в своем абсолютном выражении, чувственном напряжении и категорической неперерешаемости соразмерны блаженству праведников, и они, очевидно, «статистически» сбалансированы с неизменной суммой.

Движители мира — отнюдь не оптимисты и самоуверенные люди, а «оптимисты поневоле», люди трагического миросозерцания. Не праведники и святые, а очень далёкие от этого состояния и сознающие это: сомневающиеся, пребывающие в постоянной саморепрессии, мятущиеся, мировоззренчески ортогональные по отношению к самим себе и другим, и в этом находящие оплот своей силы. В их мучительном поиске собственных психологических констант, попытках обрести себя и возвести личностную твердыню в вечно меняющемся мире — залог спасения многих вовсе не помышляющих о спасении…